Анархия при монархии — вот наилучшее государственное устройство. Монарх должен быть гарантом анархии.
ПРЕДЕЛ ТУПОСТИ — рисовать яблоко как оно есть.
Нарисуй хотя бы червяка, истерзанного любовью, и пляшущую лангусту с кастаньетами, а над яблоком пускай запорхают слоны, и ты сам увидишь, что яблоко здесь лишнее.
Я – живое воплощение поднадзорного бреда. Это я сам держу его под надзором. Я брежу, следовательно, я существую. И более того: я существую, потому что брежу.
Чувство банально по своей природе. Это низший природный элемент, пошлый атрибут обыденности. Когда меня обуревают чувства, я превращаюсь в форменного идиота.
Только идиоты полагают, что я следую советам, которые даю другим. С какой стати? Я ведь совершенно не похож на других.
Хватит отвергать. Я принимаю. Хватит лечиться. Сублимируйте, то есть преображайте. Это мое любимое занятие.
Искусство — ужасная болезнь, но жить без неё пока нельзя.
Коммунизм неуклонно деградирует. Судите сами: Маркс был необыкновенно волосат, Ленин носил бороду и усы, Сталин только усы, а у Хрущева и того не было.
Великие психологи и те не могли понять, где кончается гениальность и начинается безумие.
Нормальность ставит меня в тупик.
Я высокомерен и многообразно порочен. Я – пособник анархии. Если уж я беру, то всегда перебираю. Все у меня переменчиво и все неизменно.
Я не принимаю наркотики, Я и есть наркотик.
Ирония — непременная эстетическая составляющая мышления.
Между мной и сумасшедшим разница только одна: сумасшедший думает, что он в своем уме, а я знаю, что я не в своем уме.
Слова для того и существуют, чтобы сбивать с толку.
Если человек не может представить галопирующую лошадь на помидоре, он — идиот!
Искусством я выправляю себя и заражаю нормальных людей.
Произведение искусства не пробуждает во мне никаких чувств. Глядя на шедевр, я прихожу в экстаз от того, чему могу научиться. Мне и в голову не приходит растекаться в умилении.
Меня завораживает всё непонятное. В частности, книги по ядерной физике — умопомрачительный текст.
Обратить свою внутреннюю РАСТЕРЗАННОСТЬ в НАСЛАЖДЕНИЕ — искусство высочайшее. А ДЕЛАЕТСЯ ЭТО ТАК: надо заставить мир жить твоей жизнью, тосковать твоей тоской. Очень давно я чисто инстинктивно сформулировал жизненное кредо:
надо заставить других принять мои странности как должное и нужное — и человеческое сочувствие избавит меня от тоски.
У меня давняя дружба со смертью. Не исключено, что когда она придет, я скажу ей: «Присядьте, отдохните! Может быть, выпьем шампанского?» Я ведь в глубине души трус.
— вы гомосексуалист?
— В некотором роде — да. Что касается умственого уровня, я предпочитаю иметь дело с мужчинами.
Добровольного идиотизма я не понимаю.
Человека надо принимать как он есть: вместе со всем его дерьмом, вместе со смертью.
Самые жестокие существа на свете — дети. Их готовность убить и надругаться не знает себе равных.
Почему-то никого, кроме меня, не волнует обратная сторона вещей. Вот, к примеру, тень. Хотелось бы понять, в каких отношениях она с тем, что ее отбрасывает, и вообще — что она такое.
Страдая, я развлекаюсь. Это мой давний обычай.